Здесь (в продолжение статьи "Григорий Распутин... оболганый и полузабытый человек, пытавшийся спасти империю, да и цивилизацию") привожу отрывки из документов, касающиеся попыток Григория Распутина не допустить участия Российской империи в мировой войне, собранные моим другом Георгием Янушевичем и почерпнутые из его блога:
«В то время как умы разгорячались, и дипломатические канцелярии работали полным ходом, – писал П. Жильяр, – из Александрии шли полные тревоги телеграммы в далекую Сибирь, где Распутин медленно оправлялся от своей раны в тюменском госпитале. Они были все приблизительно одного и того же содержания: “Мы испуганы грозящей Нам войной. Думаешь ли ты, что она возможна? Молись за Нас. Поддержи Нас советом”. Распутин отвечал, что надо избежать войны какой угодно ценою, если не хотят навлечь на Династию и на всю страну самые ужасные несчастия. Его советы отвечали заветным желаниям Государя, миролюбие Которого не может быть подвергнуто сомнению. Надо было Его видеть в течение этой страшной недели конца июля, чтобы понять, через какие муки и нравственную пытку Он прошел» («Император Николай II и Его Семья. По личным воспоминаниям П. Жильяра». Вена. 1921. С. 69).
Небезынтересна и другая запись в мемуарах швейцарца: «Зимой 1918-19 года, когда я был в Тюмени, я видел копии этих телеграмм [значит, тогда и там интересовался! – С.Ф.], текст которых впоследствии мне так и не удалось достать» (Там же).
Сегодня нам эти тексты доступны.
(12 июля): «Срочно. Тюмень… Новому из Петергофа. Серьезная минута, угрожают войной» (Э. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 293).
Составители сборника «Хроника великой дружбы» полагают, что эта телеграмма, как и другая (от 16 июля), адресованы А.А. Вырубовой («Хроника великой дружбы. Царственные Мученики и человек Божий Григорий Распутин-Новый». СПб. 2007. С. 136, 138). Нам представляется, однако, что здесь более прав Э.С. Радзинский, считающий, что обе они принадлежат Государыне: неважно кем они написаны, но, главное, под Ее диктовку. Это Ее боль, Ее заботы!
(13 июля. Тюмень – Петергоф): «Нет ее [войны] и не надо, это левые хотят, дипломаты знают как нужно, постарайтесь, чтобы не было; те узнали, что у нас безпорядки; одно горе, что не могу приехать» (Г.Е. Распутин-Новый «Духовное наследие». С. 75).
(13 июля. Тюмень – Петергоф): «Смотри горко, а как радовались в Костроме, всех гостей подчивали, а те в зависть впали, все пойдет, надо пережить, повод не надо давать, они будут нахалы бегать, опять кричать, то долой, другое долой, будто защита, а сами палкой хотят, по плечам кто хочет» (Там же).
«Как передают лица, находящиеся у постели больного, – говорилось в телеграмме журналиста, посланной из Тюмени 15 июля, – Распутин крайне подавлен полученной им телеграммой из Петербурга о сербско-австрийском столкновении» («К покушению на Гр. Распутина» // «Петербургский курьер». 1914. № 170. 16 июля. С. 1).
(16 июля. В Тюмень): «Плохие известия. Ужасные минуты. Помолись о Нем, нет сил бороться с другими» (Э. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 293).
(16 июля. Тюмень – Петергоф): «От нечего делать пошли Покровские виды, молодуша тоже просит. Не шибко безпокойтесь о войне, время придет, надо ей накласть, а сейчас еще время не вышло, страданья увенчаются. Крепко целую всех» (Г.Е. Распутин-Новый «Духовное наследие». С. 75).
(16 июля. Тюмень – Петергоф): «Набросились от зависти» (Там же).
(19 июля. Тюмень – Петергоф): «Милые, дорогие, не отчаивайтесь» (Там же).
(19 июля. Тюмень – Петергоф): «Верю, надеюсь на мирный покой, большое злодеяние затевают, не мы участники, знаю все ваши страдания, очень трудно друг друга не видеть, окружающие в сердце тайно воспользовались, могли ли помочь» (Там же).
(20 июля. В Тюмень): «Германия объявила нам войну, молись, отчаивается» (Э. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 295).
(20 июля. Тюмень – Петергоф. Государю): «О, Милый, Дорогой, мы к ним с любовью относились, а они готовили мечи и злодействовали на нас годами; я твердо убежден, всё испытал на себе всяко зло и коварство, – получит злоумышленник сторицей, сильна Благодать Господня, под ее покровом останемся в величии» (Г.Е. Распутин-Новый «Духовное наследие». С. 75).
(21 июля. В Тюмень): «…Настроение здесь бодрое» (Э. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 295).
(24 июля. Тюмень – Петергоф): «На что она надеется, везде кидается, или хитра или Бог разум отнял, конец ей, как бы те не были фантазерам, он может выкинуть (Николаша) такую вещь, что все погубит, помните ворожбу» (Г.Е. Распутин-Новый «Духовное наследие». С. 76). Составители сб. «Хроника великой дружбы» считают, что в этой телеграмме речь идет о Великой Княгине Милице Николаевне («она») и Великом Князе Николае Николаевиче и их занятиях оккультизмом («ворожба») («Хроника великой дружбы». С. 143).
(24 июля. Тюмень – Петергоф): «Благой Вам путь и радостная встреча (Москва), смотрите сами, т.к. неужели уж так пропустят врага, что живьем съест, не вижу во очи Вас, Господь с Вас Своей руки никогда не снимет, а утешит и укрепит» (Г.Е. Распутин-Новый «Духовное наследие». С. 76).
3 августа Царская Семья выехала в Москву.
(26 июля. Тюмень – Петергоф. Государыне): «Поезжай, телеграфируй всё, надежна ли Англия» (Там же).
23 июля Великобритания объявила войну Германии.
(26 июля. Тюмень – Петергоф. Государыне): «Всё от востока до запада слилось единым духом за родину, это радость величайшая» (Там же).
Пришли уже военные заботы… (28 июля. Из Тюмени. Государыне): «…Нельзя ли товарных вагонов устроить нары, стоя ехать трудно» (Там же).
(29 июля. Тюмень – Петергоф): «Спасенье Божие им на победу, будем величать Бога за их возвращение (Алексей и Иван Орлов), хочу видеть Москву» (Там же).
(31 июля. Тюмень – Петергоф): «Врага час пробил, опасаться нужно, а трусить нельзя, благой путь Вам [в] Москву, Маленького ножка пройдет» (Там же). (О болезни Цесаревича во время пребывания в Москве см.: «Император Николай II и Его Семья. По личным воспоминаниям П. Жильяра». С. 79-80; А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция, 1914-1917 гг.» Т. I. Нью-Йорк. 1960. С. 17-18.)
(1 августа. Тюмень – Петергоф. Государыне): «Напрасно возмущаются поступками за границей, по примеру их жили и считали культурной страной, все аристократы, а своих невежественными, это перст Божий им показал, что Россия страна Божия, у нас не хуже их, нечего в чужое царство лазить и обогащать» (Там же. С. 76-77).
Сравните с размышлениями Г.Е. Распутина, записанными весной 1915 г. во время создания портрета старца художницей Теодорой Краруп (1860–1941) в Петрограде: «Все приходили рыцари и цари и вельможи и сказали: “уймись, перестань” – он посмотрел на их лица “ах, вы аристократы!” – Я напился в маленьком трактире за три копейки, а вы за границей, в Берлине, разве забыли? Как ваша прабабушка не бывала? А вы, правнучке, руки не подаете? “Ей, ты кудесник, – не бей по плечу, потому что мы воспитаны – мы ведь учились!” А он кротко сказал – а где? “Еще где?” Да у нас горничная была из Берлина зована! “Вот так, так!” А у нас швейцар откуда взят? Из самого города Берлина, уж двадцать лет живет, ты не шути с ним! – Эка, прабабушка! А всё-таки что-то такое…
Куда-то внучка положили – это не ладно!... Хоть горничная хорошая, а кухарка лучше, а немец-то сказался! Кашка хороша, а ведь вот что: детей-то, да внучат позвали куда это! Ну да что что позвали! Проклятые аристократы еще не увидели света! Дети легли, второй разряд повторил на могилках и сказал – “а где ваши комнаты, мамонька?” – “за границей…” “Где за границей?” “В Берлине!” “Дусенька моя, зачем ты это сделала?” “Да потому я сделала, что горничная мне сапоги хорошо чистила!” “Когда утром встану, у нее всегда в кувшинчике всегда водица свежая…” Эх! Ты проклятый аристократ, – тебе башмачки дали, ты и думаешь, что это правда!.. Бог видит правду – пускай кости внуков ваших лежат, знай правду и не тронь христианина и православный народ!» (Там же. С. 67-68).
(10 августа. Тюмень – Царское Село): «Очень быстро бегаю, придется долечиться [в] другом месте; бодрый ли дух? [если] дух бодрый, то передай – всё хорошо, он равняется победе» (Там же. С. 77).
(19 августа. Вятка – Царское Село. Государыне): «…Не просим у Бога знамения, а просим избавления от грехов, свята победа, от древности и доныне свята» (Там же).
Отправленные из тюменской больницы телеграммы Г.Е. Распутина Императрица Александра Феодоровна переписала в особую тетрадь.
В датированных 18 мая 1917 г. письменных показаниях ЧСК А.А. Вырубова писала: «Помню, что Распутин был очень против войны, за месяц до ее начала его ранила Гусева, и он тогда присылал массу телеграмм, во время войны был уже за войну до конца, но предсказывал, что она дастся очень тяжело, положат чуть не последнего человека…» («Верная Богу, Царю и Отечеству». С. 506-507).
«…Пред началом войны, – рассказывала об отце одна из дочерей Григория Ефимовича Н.А. Ордовскому-Танаевскому, – лежа тяжело раненый, начал поправляться в Покровском и вдруг сорвался с постели: “Еду, еду, и не держите, телеграммами ничего не сделаешь! Надо не воевать с соседями, а в союзе воевать против англичанина и француза. Господи, Господи, что затеяли?! Погубят матушку Россию!”» (Н.А. Ордовский-Танаевский «Воспоминания. Жизнеописание мое». Каракас-М.-СПб. 1994.С. 392).
Приведенные нами телеграммы дополняют еще две, находящиеся в архиве в фонде А.А. Вырубовой («Верная Богу, Царю и Отечеству». С. 506-507).
«Новый Петергоф. Вырубовой. Милый дорогой, ведь она не одна, за ней есть другие. Разсмотрись хорошенько. Один [одни? они? – С.Ф.] от гордости мутят. Не давай повода к распрям. Они же будут спасибо давать, что устояли. Вся Россия за это – не плюнешь в глаза, что на мири успокоились. А для них все верти хвостом».
«Новый Петергоф. Вырубовой. Не забудьте неурожай, бедствия, везде худой признак. Не будет ли против нас природа. Не смотри на шпоры, что они побрякивают».
Этими телеграммами, справедливо полагает их публикатор Ю.Ю. Рассулин, Царский Друг «пытался хоть как-то повлиять на развитие роковых событий, неумолимо влекущих Россию в бездну». При этом «Григорий Ефимович вовсе не навязывал свою волю и не пытался диктаторски вмешиваться в государственные дела, но лишь осторожно и ненавязчиво и в то же время настойчиво предлагал ключи, помогающие в иносказательной, образной форме простонародной речи раскрыть истинную подоплеку событий…»
В первой телеграмме «он, судя по всему, имея в виду Хионию Гусеву, раскрывает смысл злодейского нападения на него в селе Покровском. Он просит не замыкаться на формальной стороне дела, но смотреть глубже и видеть тех, кто стоял за внешним фасадом событий, намекая на заговор и вовлеченность в него влиятельных лиц. Далее речь идет о том, что надо воспрепятствовать втягиванию России в войну, что России война не нужна и все будут только благодарны, если ее удастся избежать».
Григорий Ефимович «доводил свою позицию до Государя, полагая, что Его подталкивают к этому роковому шагу Его ближайшие советники и прежде всего Великий Князь Николай Николаевич, образный намек на которого находим во втором послании. По нашему мнению, письма через Анну Вырубову направлялись Самому Царю» (Там же. С. 506).
***
Специального разговора заслуживает собственноручное письмо Григория Ефимовича Царю:
+
Милой друг есче раз скажу грозна туча нат Расеей беда горя много темно и просвету нету. Слес то море и меры нет а крови? Что скажу? Слов нету неописуомый ужас. Знаю все от Тебя войны хотят и верныя не зная что ради гибели. Тяжко Божье наказание когда ум отымет тут начало конца. Ты Царь отец народа не попусти безумным торжествовать и погубить се-бя и народ вот Германию победят а Расiея? Подумать так воистину не было горше страдалицы вся тонет в крови велика погибель бес конца печаль.
ГРИГОРИЙ
Следователь Н.А. Соколов получил его в Париже 12 июля 1922 г. от пришедших к нему князя Н.В. Орлова и подданного США Вильяма Астора Чанлера, объяснивших, что, «интересуясь делом об убийстве Царской Семьи, они через майора американского Красного Креста мистера Бекмана, находящегося в Вене в составе американского Красного Креста, вошли в сношения с проживающей в том же городе Матреной Григорьевной Соловьевой и приобрели у нее» это письмо и другие предметы, касающиеся ее отца.
«При этом означенные лица объяснили, что Матрена Григорьевна Соловьева, продавая им перечисленные предметы, сообщила, что письмо […] было написано ее покойным отцом Григорием Ефимовичем Распутиным перед началом Великой европейской войны 1914 года: что это письмо хранилось Государем Императором у Себя и было возвращено Им ее мужу Борису Николаевичу Соловьеву через камердинера Государыни Императрицы Волкова в г. Тобольске, когда там находился Соловьев, доставивший для Семьи некоторые вещи» («Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв». Т. VIII. С. 353).
Корнет С.В. Марков, независимо от процитированного нами протокола, который был опубликован впервые лишь в 1998 г., писал в воспоминаниях: «В бытность мою в Тюмени в 1918 году, зять Распутина, Б.Н. Соловьев, показывал мне это письмо к Государю в подлиннике, так как Государыня передала до этого Соловьеву на хранение ряд писем Распутина и другие документы» (С.В. Марков «Покинутая Царская Семья». М. 2002. С. 54). Далее в своих мемуарах он приводил текст этого «исторического письма».
Письмо сфотографировали 10 сентября 1922 г. и в тот же день оно специальным протоколом было признано «вещественным доказательством» («Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв». Т. VIII. С. 395).
«Письмо, – говорилось в протоколе осмотра, – написано на листе белой писчей бумаги имеющим размеры 34,6 и 21,6 сантиметра. Бумага – несколько сероватого оттенка, местами грязноватая. […] Этот лист бумаги не является частью, отрезанной от листа. Он имеет цельную форму и, видимо, в таком виде вышел с фабрики. Он сложен вчетверо и имеет изгибы давнего происхождения; в области этих изгибов бумага – грязноватая, шероховатая. Содержание текста писано чернилами черного цвета. […] При осмотре этого письма не обнаружено ничего, что указывало бы на его апокрифичность» (Там же. С. 353-354).
Оригинал этого письма хранится ныне в библиотеке редких книг Байнеке в Йельском университете в США (Р. Бэттс «Пшеница и плевелы. Безпристрастно о Распутине». М. 1997. С. 78).
Автор одной из последних биографий Царского Друга – А.Н. Варламов, словно игнорируя множество сохранившихся вполне аутентичных телеграмм Григория Ефимовича (которые, кстати, и сам приводит), пишет об этом письме: «…Если бы в истории с Распутиным было больше подобных безспорных, не апокрифических документов, то и биографию его было бы легче реконструировать» (А.Н. Варламов «Григорий Распутин-Новый». М. 2007. С. 425).
В день объявления войны у Таврического дворца. 20 июля 1914 г. В центре с поднятой рукой председатель Думы М.В. Родзянко.
«Это глагол пророка… – писал автор одной из лучших книг о Царе-Мученике И.П. Якобий. – Германию победят, но что же Россия? Она тонет в крови, гибель ее велика… Какое грозное предостережение патриотическим восторгам первых дней войны! Какая картина ужасной участи несчастной России!» (И.П. Якобий «Император Николай II и революция». С.В. Фомин «Боролись за власть генералы… и лишь Император молился». СПб. 2005. С. 52).
О реакции Императора Николая Александровича на призывы к Нему старца известно не так много.
В первоначальных своих воспоминаниях А.А. Вырубова писала: «Государя телеграмма раздражила, и Он не обратил на нее внимания» (А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». С. 86). По ее словам, Г.Е. Распутин «и раньше часто говорил их Величествам, что с войной всё будет кончено для России и для Них. Государь, уверенный в победоносном окончании войны, тогда разорвал телеграмму и с начала войны, как мне лично казалось, относился холодно к Григорию Ефимовичу» (Там же. С. 146).
В позднейшем варианте воспоминаний она еще более усиливает это неприятие: «Когда началась война, Император заметно охладел к Распутину. Это охлаждение началось после телеграммы Распутина Их Величествам в ответ на депешу, посланную мною, по Их поручению, старцу в Сибирь с просьбой молиться об успешном завершении войны. Телеграмма Распутина гласила: “Мир любой ценой, война будет гибелью России”. Получив эту телеграмму, Император вышел из себя и порвал ее. Императрица, несмотря ни на что, продолжала почитать старца и верить в него» («Неопубликованные воспоминания А.А. Вырубовой» // «Новый Журнал». № 131. Нью-Йорк. 1978. С. 170).
Генерал А.И. Спиридович, при написании своих мемуаров, случалось, чрезмерно часто опиравшийся на чужие воспоминания, и на сей раз повторил выводы Анны Александровны: «…Приехал в Петроград Распутин. Он так энергично стоявший против войны, теперь говорил, что раз ее начали, надо биться до конца, до полной победы. Во Дворце им были недовольны, к нему охладели…» (А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция, 1914-1917 гг.» Т. I. Нью-Йорк. 1960. С. 20).
Однако внешнее часто бывает мнимым, лишь кажущимся действительным.
Свидетельствует об этом доброжелательное отношение Государя к Своему Другу после ранения возвратившемуся в столицу и тот несомненный факт, что пророческое письмо Царь сохранил как самое дорогое достояние, находясь в узах, и нашел возможность спасти его для истории, в назидание потомкам.
О том, что Государь принял совет старца к делу, свидетельствуют также попытки Государя, приостановив мобилизацию и отправив доверительные телеграммы Императору Вильгельму II, предотвратить сползание страны в геенну мiровой бойни.
Прекрасно осознавая Свое безсилие перед создавшимися/созданными обстоятельствами, Он вынужден был – вслед за окружением – пойти против рожна, со всеми вытекающими из этого последствиями для Него, Его Семьи и страны.
Отрицательное отношение Григория Ефимовича к войне и его уверенность в том, что не будь он ранен, ее бы вовсе не было, подтвердили в 1917 г., перед лицом ЧСК Временного правительства, разные по своему положению и взглядам люди.
Современники, причем весьма далекие от каких-либо симпатий к Царскому Другу, отмечали всё же синхронность Сараевского убийства с покушением на жизнь тоболького крестьянина в сибирском селе Покровском. Чувствуя неслучайность этих совпадений и в то же время не решаясь дать им объяснение, они отмечали их «для себя» в дневниковых записях (10/23 июля 1914): «На днях Австрийский Наследный Эрцгерцог м его морганатическая жена погибли от убийцы при своем посещении Сараева… Между Австрией и Сербией на этой почве возникла вражда, которая того и гляди вызовет войну. Возможно, что и Россия, и Франция, и Германия не останутся к этому равнодушными. Вообще политический горизонт заволакивается тучами. Другое событие: какая-то фанатичка ранила в живот Распутина, а он, ко всеобщему удивлению, поправляется» (М.Л. Казем-Бек «Дневники». М. 2016. С. 367-368).
Журналист Г.П. Сазонов: «Распутин сам мне подтвердил: если бы он был в Петрограде, войны бы не было» (Э. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 286).
П.А. Бадмаев: «И в эту войну он… послал телеграмму о том же [чтобы не воевать], но его не послушались» (Там же. С. 294).
А.А. Вырубова: «И тогда, когда отдано было распоряжение о мобилизации, перед началом нынешней войны, он прислал Государю телеграмму из слободы Покровской с просьбой устроить как-нибудь, чтобы войны не было» (Там же).
П.Н. Милюков: «Надо сказать, что к войне он относился отрицательно. Я имел случай это удостоверить перед войной. Тут была одна из корреспонденток, жена итальянского журналиста, которая мне сообщила о своем непременном желании познакомиться с Распутиным и спрашивала, о чем его спросить. Это было до объявления войны, я узнал, что она готовится, и просил спросить Распутина, будет война или нет. Она довольно искусно пробралась к нему, получила его доверие и задала ему этот вопрос; он сказал: да, говорят, война будет, они затевают, но, Бог даст, войны не будет, я об этом позабочусь» («Падение Царского режима». Т. VI. М.-Л. 1926. С. 370. Ср.: П.Н. Милюков «Воспоминания». Т. 2. М. 1990. С. 156).
А.И. Гучков: «Распутин к войне относился отрицательно. Одна итальянская корреспондентка спрашивала его еще перед войной – будет война или нет? Он ответил: “Да, они затевают… Но Бог даст, войны не будет, я об этом позабочусь”» (Э. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 286).
Однако в то время, о котором идет речь, партийная пресса этих последних господ – «для пользы дела»/политики – нередко писала ложь.
Так, петербургская кадетская газета «День» публиковала на своих страницах вот эти приписываемые Г.Е. Распутину, чуждые ему по духу и сути, слова: «А что скажу… драться нам надо… Война-то благословение Божие… […] И вот скажу что: Австрию надо… побить ее надо» («В распутинском» // «Сибирская Торговая Газета». Тюмень. 1914. № 142. 1 июля. С. 5).