Рита Нашениеце
Пер. с латышского - Юрис Экштейнс
Еще год назад я чувствовала себя последним из могикан, - единственной, кого волнует система раздельного образования, но сегодня ситуация изменилась. То, что было в порядке вещей и казалось незыблемым, теперь так не выглядит.
Чтобы понять, как складывалась нынешняя система раздельного обучения в латвийских школах, вернемся на два десятка лет назад, в 90-годы. В то время политические умы Европы лихорадочно искали способы мирного предотвращения новых военных конфликтов, тогда как воспоминания о старых были еще свежи. Задействованные в них миротворческие силы не решали задач профилактических: угрозы вооруженных столкновений сохранялись. Уже не было СССР, а война в Югославии была близка к завершению, когда разработкой новой модели безопасности стала заниматься недавно появившаяся в новом, межрегиональном формате структура – Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе.
Так получилось, что первый Верховный комиссар по делам нацменьшинств ОБСЕ стал одним из дезинтеграторов системы образования в Латвии - одной из стран, с которой Макс ван дер Стул работал в рамках «скрытой дипломатии». Латвийцы же как Св. Писание воспринимали в 1996 году разработанные для конкретной группы стран переходного периода гаагские рекомендации. А в них предлагались сегрегация и двуязычие в образовательной системе. Исходящие же из Гааги пожелания имели целью умиротворение Москвы и Белграда - метрополий двух бывших империй, советской и югославской.
Гаагские документы трактовали мандат ван дер Стула следующим образом: «его внимание прежде всего сосредоточено на ситуации, связанной с лицами, принадлежащим к национальным / этническим группам, составляющим меньшинство в одной стране, в то же время являющимся численным большинством в другой, тем самым вызывая заинтересованность руководств каждой из стран и являясь потенциальный источником международной напряженности". Если попытаться перевести этот канцеляризм на человеческий язык, предписывалось: «введите раздельное образование, дабы не вводить агрессивные страны в искушение использовать военную мощь».
Это было мое лирическое отступление, развеивающее миф про заботу о вселенском благополучии нацменьшинств.
Не учитывалось то обстоятельство, что вдруг обнаружившая себя в роли нацменьшинства бывшая титульная нация проникнута иной идеологией и исповедует собственную историческую мифологию. Недооценивались возможные риски последствий столь бессознательного разделения в образовании. Преобладающие этносы, в одночасье превратившиеся в меньшинства, оказываются в той же школьной системе и в последующих ее модификациях. Латвийский выбор обеспечивал образованием за счет государственного кармана не только представителей бывшей титульной нации, но и целого списка этнических меньшинств. Европе такой жест показался широким, но необычным и забавным; латвийской же образовательной сегрегации он ничуть не навредил.
Законы гравитации никто не отменял и выпускники за школьным порогом, в кругу семьи чаще слышали русскую речь , нежели латышскую. Что естественно – немало латвийских жителей в Латвии появились относительно недавно, они искренне веровали во всеблагую империю.
Это была обобщенная понятием «русский» этнически смешанная группа, представители которой никогда прежде не чувствовали себя меньшинством. А малочисленные с советской точки зрения латыши, жившие на территории Латвии, наоборот, вновь обрели статус большинства. Обмен ролями сопровождался обоюдными травмами. Перемена создала для обеих групп новые права и добавила ответственности. Ни одна из этих групп к этому не была готова, оказавшись не в состоянии ни реализовать новые права, ни справиться с новыми обязанностями.
После межнациональных столкновений в Македонии в 2002 и в Киргизии в 2010 году образовательная концепция ОБСЕ изменилась. Гаагские рекомендации комментируются как мнение, отражающее условия конкретного исторического периода. Ван дер Стул в 1995 году подчеркивал, что «образование очень важно для сохранения и углубления национального самосознания». Действующий Верховный комиссар по делам нацменьшинств Курт Воллебек, выступая в македонском Скопье, в местном парламенте, сам себя назвал «чемпионом интегрированного образования». Он подчеркнул, что необходимы совместные школы. Процитирую: «У разделенных школ есть тенденция к сохранению этнических стереотипов и предрассудков. Нам же нужно создать общее пространство для молодежи».
Однако к Латвии, по-видимому, эти здравые рекомендации Воллебека не относятся. Нам остается лишь догадываться, почему: ибо механизмы клонирования конфликтов в разобщенной системе образования везде работают одинаково. Думаю, наделенной инстинктом выживания нации не требуются Воллебек или ван дер Стул, она знает, что делать. Разумеется, реваншистам от российской политики важно контролировать оставшихся приверженцев имперских амбиций среди латвийской молодежи. Но такое молодое поколение Латвия им сама и преподнесла. Прежде всего, архитекторы образовательной сегрегации поработали здесь на местах. И в руководстве страны, и в не умеющей думать своей головой академической среде, чьей интеллектуальной пищей с 90-x годов являются не выдерживающие критики идеи неолиберализма.
Люди руководствовались соображениями собственной академической и профессиональной карьеры, особенно уповая на теплые места в латвийских министерствах и еще более теплые места в объединенной Европе. Тем, кто по-прежнему убежден, что раздельное обучение – это историческое наследие латвийского государства, хотелось бы напомнить, что некогда и раз в неделю убираемые туалеты были историческим наследием.
Верховный комиссариат по делам нацменьшинств ОБСЕ исчерпал собственный алгоритм образовательной сегрегации. Латвия же, в свое время поспешившая сдать гаагский экзамен на отлично и ставшая таки отличницей раздельного образования, сейчас переживает весь драматизм сегрегации.
Мы все разные в Латвии: разные религии, культурное и историческое наследие, интерпретации истории. Информационное пространство не едино. Латвийские СМИ из-за своеобразного законодательства и отношения властей находятся на грани вымирания, это лишь частично доступное для маленькой страны медиа -пространство. Сегрегация сохраняется и углубляется и на работе, поскольку рабочие места заняли выпускники школ с раздельным обучением. Эти пытаются сохранить собственную этнически обжитую среду обитания.
Потребность оберегать привычную русскоговорящую среду в школе породила новую дискриминируемую группу. Говорить о ней «некорректно политически», a для латвийских правозащитников сей феномен – фигура умолчания. Это выпускники латышских школ.
При трудоустройстве тем, чье знание языка русского оставляет желать лучшего по сравнению со знанием латышского, языка родного именно для молодого поколения латышей, предлагается лишь чуть более 0,5 процента от всего объема рынка труда. Почти все вакансии предполагают знание русского у соискателей на хорошем уровне, именно на том уровне, который в латышских школах не преподается.
Русские школы сегодня готовят кадры для латвийского рынка труда целиком за счет латвийского государства, родители ничего не платят, фактически формируется система привилегированных школ. Пока молодежь из латвийской глубинки безуспешно ищет работу у себя дома, а также в Риге, выпускники русских школ уже могут реализовывать свое преимущество на практике , в реальных проектах, получая значительную фору в самом начале карьеры . Мы являемся свидетелями нового феномена: профессиональную элиту будущего составят выпускники русских школ.
Тем временем в сельской местности и посредством интернета орудуют преступные группы, пытающиеся вовлечь в торговлю людьми и иную криминальную деятельность именно говорящих на латышском языке. Латвийские специалисты по противодействию торговле людьми обращают внимание: 95 процентов жертв этого преступного бизнеса – латыши, не достигшие 21 года.
Требование знания русского языка на рынке труда обычно не связано со спецификой работы. Это требование сохранения этнически комфортной среды. Из школ с раздельным обучением эта привычная среда переносится на рабочие места.
Знание языка латышского не означает способности к сотрудничеству. Русские школы наводнены российскими учебными пособиями, отражающими «альтернативное» видение в исторической науке, например. Преподавание в условиях раздельной, идеологически противоречивой системы не решает проблемы. Воздвигаются невидимые перегородки для выпускников латышских школ на рынке труда вне государственного сектора. Возможность получить работу для молодого латыша где-то, кроме как в бюджетной сфере: средствах массовой информации, образовательной системе, культурных проектах и очень незначительной части госструктур, практически сводится к нулю.
Единственно всеобщей объединяющей, не дискриминирующей платформой, подходящей для Европы 21 столетия, может стать образование. Ничего более оригинального предложить невозможно. Образовательная система – это институция, служащая массам. Это не бейсбольные или хоккейные клубы, не кружки по интересам, и это не фонтан европейских грантов для чиновников.
И тем, кто об этом мечтает, и тем, кто этого боится, надо признать: ассимиляция происходит не из школ. Существует немало поприщ для развития самосознания: семья, культура, история, религия, пресса, язык. Школа - лишь одно из них. Но именно она - краеугольный камень, на котором зиждется здание индивидуумов. Уберите его и обрушится вся кладка.
Раздельное образование может показаться уютным на мгновение, но уж слишком много оно за собой влечет разных уродливых последствий, как для детей, так и для их государства. Детям в будущем придется иметь дело с этнически смешанной средой, было бы честней подготовить их к этому заранее. В странах с разумной национальной политикой не галлюцинируют и не питают иллюзий по поводу параллельных миров в одном пространстве.
Источник: DELFI
Оригинал публикации (на латышском):

Хотя, на мой взгляд дни ЕС сочтены
Я всегда был противником школьно-языковой сегрегации, но не знал, что ТАК все запущено.
В старое время всегда подчеркивал, что для живущего в Латвии не знать языка народа, который ее создал - как минимум, глубокое бескультурье, не говоря о том, что и лишение себя приятного общения (тогда русскоговорящие жители страны принципиально язык не учили, а я по молодости бравировал перед ними знанием этого языка). Сейчас этот вопрос, вроде как, снят (судя по тем русскоязычным, которые сейчас оттуда приезжают).
Сегодня добавлю: в современной Латвии незнание русского языка - прежде всего недопустимая беспечность, ибо враг - за холмом, а язык врага надо не просто знать, а знать в совершенстве.
Кроме того, раз уж так сложилось, что в Латвии живет высокий процент тех, кто еще долго будет говорить и думать по-русски, то не знать их языка - тоже бескультурье.
Вот такие мысли навскидку...
Edited at 2012-09-24 07:13 pm (UTC)